ДРУГИЕ БЕРЕГА САИДА БАГОВА

И в эти страшные, нежно-голубые утра, цокая каблуком через пустыню города, я воображал человека, потерявшего рассудок, оттого что он начал бы явственно ощущать движение земного шара. Ходил бы он, балансируя, хватаясь за мебель, или садился бы у окна, возбужденно улыбаясь, как пассажир, который в поезде вам вдруг говорит: «Здорово шпарит!» Но вскоре, от всей этой шаткости и качки, его стало бы тошнить, он сосал бы лимон и лед, ложился бы плашмя на пол, и все — понапрасну. Движение остановить нельзя, машинист слеп, а тормоза не найти, — и умер бы он от разрыва сердца, когда скорость стала бы невыносимой.
Владимир Набоков, «Соглядатай»

Сцена пахнет небом. Одинокой улицей Борхеса, «что открывается, больно — как рана». Здесь актер, перешагнувший черту безумец, пересохшими губами ищет свободу. Если верно, что театр начинается с вешалки, кажется, на ней должна висеть пара изрядно потрепанных крыльев. Он говорит: «Запомните, что ничего и никогда не повторится. Вот кажется: пересниму, переиграю, переделаю. Нет. Ничего и никогда. Не повторится…» Его другие берега. Саид Багов.

— Саид, мне кажется, сегодня болезненно чувствуется коммуникативная истерия. Та самая, за которой – немота. Как вы полагаете, изменилось ли отношение к зрелищности в мире, где люди испытывают почти кьеркегоровский трепет, выкладывая в instagram свои завтраки? Сохранилось ли сегодня идея причастия зрителя к сцене, экрану?
— Дело в том, что истерия в природе человека возникает вполне естественно. Его душа не ест настоящую пищу – ей хочется радоваться, но она не может этого по определению, и изрыгает из себя вот такой эрзац радости. Сейчас человек превращается в горох. Хлеба и зрелищ. Вот и все. И какая разница, показывают тебе это здесь, или на экране. Цель только одна – развлечение. Почему такое происходит – потому что человек сам находится на грани. Он не понимает, как жить, он висит над бездной.

— Но это та же немота, отсутствие природы слова?
— Не то, что немота – той немоте противоестественной предшествует отсутствие процессов души живой, их нет, они не налажены. Механизм человеческий, он работает, но работает только как машина.

— Бергмановское отчуждение? Вспомнила актрису из фильма «Persona», которая замолкает на
сцене навсегда.
— Ну, это уж глубоко по поводу отчуждения. Понимаете, какая штука, мы не можем сравнивать. Бергман снимал про те процессы реальные, которые происходили с ним и в его стране. Они возникли в конкретное время, это было с ним самим с этими людьми. Он был невероятно откровенен по отношению к самому себе. Мы не можем сравнивать себя с ним по одной простой причине: любой художник, который «вылезает» с подобного рода вещами, он превращается в сумасшедшего здесь. У нас нет отваги, для того чтобы снимать такое кино. Поэтому, когда мы сравниваем себя с кем-то, это… это космос, а нам бы…

— А советский экран, он вмещал космос?
— Нужно понять, что был процесс, была власть, была система, были установки. Был образ человека,
который воссоздавался на экране. Были истории, которые рассказывались с определенными целями. И там было много замечательного. До сих пор смотришь и понимаешь, что в этих картинах было много человеческого, это сделано на феерическом профессиональном уровне. В Америке не было такого кино, какое было во время советской власти. Допустим, «Гамлет» Григория Козинцева. Лоуренс Оливье сказал Смоктуновскому: «Ваш Гамлет лучше». А вы сравните «Гамлета» Оливье и Козинцева – и поймете, что это кинематограф, это колоссальная сила. Там были фильмы системные, и были художники, которые существовали и внутри, и вопреки. И это были большие художники с колоссальными целями – человеческими и надчеловеческими.

— Саид, насчет кино. Знаете, я недавно просматривала архивы Каннского кинофестиваля. Снимки тех лет, на которых можно увидеть прогуливающегося Кокто, Сартра на пляже, Пикассо. И есть невероятный кадр 1968 – на нем сидят вместе Годар, Лелуш, Трюффо, Маль, Полански, Годар им что-то рассказывает… И на этих фотографиях такая обескураживающая их свобода, бурлит любовь к жизни, искусству, такое настоящее пиршество кинематографического духа! А потом, спустя какие-то два десятилетия, появляется код фестивального поведения, и глаза у людей совсем другие… Но должен же существовать сегодня тот самый очаг мастеров кино, иначе оно обрекает себя на бездорожье как искусство?
— Это были люди другой породы. Сегодня фестивали превратились в «очаги нетворческого». Если вы хотите заниматься творчеством, вы должны быть готовы к тому, что на фестиваль не попадете. Вот и все. Все понимают, что это конъюнктура. Но разыгрывают еще историю для простого человечества. Плюс еще продюсеры, их интересы. У меня так сложилась судьба, что когда получал какие-то призы, это совпадало с тяжелейшими периодами жизни. Ты это и не мог оценить в полной мере. И потому понимал, что «чины людьми даются, но люди могут обмануться». Но для кого-то красная дорожка – самая настоящая цель. Люди на это падки. Я в этом отношении абсолютный приверженец исчерпывающей формулы гениального Станиславского: «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве». Если в себе вы понимаете, что это удача, если тебе приоткрывалось когда-то это, и ты получил чистую радость оттого, что делаешь в процессе и в результате, то этого тебе более чем достаточно».

— Что касается музыки. Вчера провела опыт, читая «Майскую ночь» Мюссе в переводе Набокова под композицию «Oblivion» Астора Пьяццоллы. Совершенно иначе открылась музыка – диалоговая структура, тот же «пеликаний пир» Мюссе. Саид, расскажите о работе над музыкальными фрагментами этого авторского проекта.
Я искал среди романтиков – сначала французов. Потом понял, что нужно найти авторов, схожих по времени, это ведь было написано в 1835 году. Получилось так, когда я отправился в этот поиск, узнал, что у Камиля Сен-Санса есть вещь, созданная под впечатлением этой поэмы. Так и называется – «Муза и поэт», оттуда я взял фрагмент. И дальше это Григ, это Бизе, Элгар, Малер.

— А что чаще служит мотивом сценария творческой встречи?
— Для меня это всегда – порыв, я делаю то, что мне хочется сделать сегодня, в данный момент. Мне нужно было рассказать, что со мной происходило и происходит, и быть в этом открытым, не более того. Эти концертные программы в свое время были направлены к тому, чтобы выжить. Так как я ушел из театра, мне нужно было что-то делать, а в театральные истории я внедряться категорически не хотел – не видел хороших предложений. Дух московской антрепризы мне чужд, я не люблю его. Я люблю стационарный театр, где ты можешь спокойно репетировать и играть. Но «носиться по городам и весям» с халтурными работами – этого не понимаю и не принимаю. Конечно, работы бывают разного калибра. Но я выбрал другой путь. Филармонический, скажем так.

— Прочитанные строки из Гафта: «Мы одинокие обломки. Чьи мы потомки? Чьи мы предки? Мы как оборванная пленка. Мы как обрубленные ветки…». Как вы ощущаете свою кровь, которая заставляет сердце биться?
— У меня папа адыг, мама – наполовину русская, наполовину еврейка. Но я всегда чувствовал себя адыгом, потому как был воспитан абсолютно в духе кавказских традиций. Все, что связано с еврейской линией, ментально я открыл для себя только в Израиле, и очень благодарен этому опыту. И русское во мне, но приоритет – это адыгское. У нас такая история, все было прервано, понимаете… Брат моей прабабушки, которую я помню, был Айтеч Намитоков, знаменитый адыгский просветитель. Он эмигрировал…умер в Стамбуле. Я не националист ни в коей степени, просто всегда изучал, что есть по мне, что вложено в меня.

— Что для вас – земля предков, о чем думаете на Кавказе?
— Ты идешь не по шумной Москве, ты идешь по маленькой улице города, где жили твои старшие, которых очень любишь. Они только здесь и жили. Ты чувствуешь, ты испытываешь такое тепло, такую любовь, от них идущую… Несмотря на то, что их физически нет. И это такая сила, такая мощь. И ты вспоминаешь эти глаза, прикосновения – лучшие проявления жизни. Это твое, это дорогое тебе, родное…настоящее.

— Саид, знаете, у каждого из нас есть такие истории, которые не отпускаем, храним как фамильные драгоценности, открываем их снова и снова, чтобы понять что-то важное…
— Есть притча, как одному человеку Бог даровал сосуд с живой водой. Во время казни небесной люди пили у мертвого источника, и все обезумели. И только он все пил и пил живую воду. Люди начали его сторониться, и называть безумцем. Пришло время, и вода в сосуде стала заканчиваться. И вот, этот человек подумал, что все равно, рано или поздно, придется начать пить мертвую воду. И пошел, и начал пить из источника, из которого пили другие. И стал безумен так же, как они. И тогда люди сказали: «Посмотрите, человек этот исцелился».
______
Грегори-Саид Багов – российский актер театра и кино, режиссер. Родился в 1958 в Грозном. Выпускник ГИТИСа, его учителями были выдающиеся мастера театра Андрей Попов, Анатолий Эфрос, Мария Кнебель. В 80-х играл на сцене Драмтеатра им. Станиславского, театра Советской Армии, Школе драматического искусства Анатолия Васильева. В 90-е актер эмигрировал в Телль-Авив, где выступал в театре «Гешер», Камерном театре, Русской антрепризе Михаила Козакова. В 1997-м вернулся на родину, став одним из главных актеров и режиссеров московского театра Иосифа Райхельгауза «Школа современной пьесы». В 2003 получил звание Заслуженного артиста России, в 2004 за главную роль в спектакле «Город» по пьесе Гришковца стал лауреатом премии Москвы. Среди постановок режиссера — «Здесь живут люди» по пьесе 1968 года Атола Фугарда, «9000 м над поверхностью почвы» и «Дама с камелиями или когда мы войдем в город» по произведениям Алексея Шипенко, моноспектакль Хармсу «Аугенапфель» и, конечно, «Мосты и радуги» по Танкреду Дорсту «Я, Фейербах». Несколько лет назад увидел свет сольный творческий проект Саида Багова, в котором автор знакомит публику с поэзией народов мира. 27 февраля 2015 в Школе современной пьесы состоялась премьера спектакля «Уик Энд» по произведению Евгения Гришковца, главную роль исполнил Саид Багов.

Текст Ольги Орловой

Фото Миланы Хацук

САИД БАГОВ: ТЕАТР – ЭТО МЕСТО, ГДЕ ЧЕЛОВЕК ОТСТАИВАЕТ САМОГО СЕБЯ

7 февраля в Нальчике впервые выступил заслуженный артист РФ адыгского происхождения Саид БАГОВ, это можно считать знакомством с местной публикой. Известный зрителю по современному кино, он представил небольшой поэтический вечер – фактически моноспектакль. Саид — прекрасный рассказчик, которого не хочется перебивать: все, о чем он рассказывает, овеяно ореолом служения искусству.

ЭТНИЧЕСКАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ
— Этническая принадлежность – это то, что ощущаешь ежесекундно. В большом городе помогает выстоять то, что в тебя вложено, очень важно, чтобы в человеке не были сбиты этические приоритеты, так как их практически невозможно восстановить. Считаю, что я все еще активен и полон планов только потому, что у меня было замечательное детство и как человек, выросший на Кавказе, получил те установки и взгляд на жизнь, которые для меня лично являются основополагающими. Здесь есть ясные приоритеты: мы были воспитаны как дети, знающие, что такое родственное начало, воспитаны в любви, уважении друг к другу – это невероятно важно. В нас, родившихся на Кавказе и живущих сегодня в Центральной России, до сих пор есть это солнце, которого очень много на родине. И потом, жить в столице, осознавая, что у тебя есть корни, родные, настоящий дом, куда все время возвращаешься, — это богатство. Это такой праздник, который всегда с тобой.

БЫТЬ ДОНКИХОТОМ СВОЕГО ДЕЛА
— Место театра огромно. Я считаю, что сегодня ему необходима так называемая новая кровь, прежде всего режиссерская и, во-вторых, актерская. То, что сейчас делает Александр СОКУРОВ в Кабардино-Балкарии со студентами своей мастерской, – это самый верный шаг: необходимо учить режиссуре.

У нового поколения должна быть связь не только с компьютером, но и с землей. Обучаться необходимо в Москве и Петербурге, ездить по всему миру, выезжать на фестивали, быть конкурентоспособным, тогда все будет хорошо. Театр – практически единственно доступная для нас форма высказывания, нужно создавать театр, который выведет нас лет через пять к широкому зрителю во всем мире.

Состояние, которое называется ни туда ни сюда, невероятно живуче, людям оно нравится, потому что что-то стоящее, появляясь на любом уровне, — всегда бедствие для людей, которые в этом не участвуют. И вообще человеческая посредственность невероятно сильна. Людям талантливым нужно уметь себя защищать, это должны быть борцы, которые знают, что делают на ниве своей культуры. У них должна быть колоссальная ответственность перед народом, настоящая, а не мнимая. Нужно быть донкихотом своего дела.

АКТЕРЫ: УЧИТЕЛЯ И СОВРЕМЕННИКИ
— Если говорить о великих, это Мария КАЛЛЛАС и Федор ШАЛЯПИН – эти две персоны действуют на меня магически. Светом искусства намагничен для меня дом Константина СТАНИСЛАВСКОГО в Москве, его книги начал читать лет в 15-16, для меня они всегда были маяком уровня подхода к профессии. Удивительные были старики Художественного театра, некоторых из них я застал: Анатолий Петрович КТОРОВ, Борис Николаевич ЛИВАНОВ… Можно перечислять и перечислять.

Когда я начинал свою театральную деятельность в Театре им. К.С. Станиславского, будучи студентом 3-го курса, работал с двумя очень интересными актерами, которые оказали на меня воздействие в репетиционном процессе, Георгием БУРКОВЫМ и Сергеем ШАКУРОВЫМ. Я был с ними в замечательных отношениях. Георгий Бурков – это не только актер и режиссер, но и настоящий философ. Когда мне в руки попали его письма, они меня просто потрясли. Сергей Шакуров – невероятно талантливый, разноплановый артист, с интуицией, потрясающей речью, умением держать себя на сцене, двигаться. Когда находишься рядом с такими мастерами, растешь.

Среди ровесников могу назвать Олега МЕНЬШИКОВА, Елену САФОНОВУ, с которыми в те времена был дружен. В тот период поражал и потрясал Иннокентий Михайлович СМОКТУНОВСКИЙ – когда я уже был в Москве, он служил во МХАТе. Удивительным был Олег ДАЛЬ, которого видел один раз на сцене. С Владимиром ВЫСОЦКИМ вроде бы все понятно, но подчеркну, что у него были совершенно невероятные актерские проявления – именно актерские, не имею в виду его работы в песенном жанре.
У нас было такое созвездие крупных личностей в искусстве, которые продолжают светить даже после смерти, поэтому не отношу их к числу ушедших. Меня всегда интересуют персоны и личности, которые воспринимают свою работу в театре именно как служение искусству. Несмотря на высокие слова, такие люди существуют – это люди любви, смысла, любви к жизни, к творчеству, это особые существа. Они помогают жить. Для меня это солнце, отдающие люди.

САМОРЕАЛИЗАЦИЯ И ПОПУЛЯРНОСТЬ
— То, что сегодня актер или режиссер называет самореализацией, это заблуждение: ее еще нет, и слово «Я» пока лучше не произносить. Он весь напичкан ложными установками и именно их реализует. Популярность ничего не прибавила мне в моих ощущениях, наоборот, скорее забрала. Но она защищает от определенной категории людей, перед которыми бессилен, если не известен. Я никогда сознательно не стремился к популярности. В обмен на популярность должен зачастую делать то, что совсем не нравится. Получается как в стихотворении ПАСТЕРНАКА:

Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Для меня ничего дороже состояния творческого порыва нет. Но нужно суметь сделать так, чтобы твое творческое дитя, во-первых, родилось, во-вторых, сумело окрепнуть и встать на ноги. На это тратишь основные силы.

НАЛЬЧИКСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
— Город красивый, со своей атмосферой, здесь красивые люди, неповторимая печать на всем – и природная, и человеческая: люди глубокие, с чувством собственного достоинства, интересные. Было ощущение, словно прилетел на какую-то иную планету. Это такое хорошее ощущение, что тебе предстоит открывать и открывать новое.

ДУХОВНОЕ СОЛНЦЕ И СМЫСЛ ЖИЗНИ
— Мы очень зависимы от солнца: оно светит – нам хорошо, заходит – плохо. Но солнце бывает физическое и духовное – это такие разные субстанции, но в то же время одноприродные явления. То есть мы — созданные Богом существа, которые держатся только тогда, когда наполняются энергией извне. Но если только паразитируем на ней, не отдавая ничего, все теряет смысл.

Вообще же, если говорить о смысле жизни… Раз существует движение, то думаешь о смысле этого движения. Задаешь себе этот вопрос, и в какой-то момент начинают приходить ответы. Эти ответы меняют тебя и твою жизнь: человек становится творцом и получает от этого колоссальнейшую радость. Словом, там, где смысл, там и радость, а там, где его отсутствие, — беда. Хотя обман состоит в том, что нам часто внушают, будто нужно расслабиться и получать удовольствие, но это тупик.
Беседовала Марина БИТОКОВА.